Объявления, анонсы, ва...

Гомеопатия: лекарства

Аптеки

Для аптек, оптовиков

Прием врача-гомеопата

Статьи о гомеопатии

Книги on-line

Обучение гомеопатии

Контакты

Карта сайта

Поиск по сайту

C. Ганеман

Ж. Шаретт. Практическое гомео...

Э. Фаррингтон. Гомеопатическа...

2

4

3

Но прежде чем высказываться далее, я должен в, свое оправдание сделать признание, что я ни для какой так или иначе называемой болезни вообще, со всеми ее разветвлениями, побочными симптомами и уклонениями, которые в патологиях незаметно и слишком охотно вводятся в ее существенный характер, как неизменные принадлежности, не ожидаю всеобщего специфического средства и даже не верю, чтобы подобные средства могли существовать Только в силу слишком большого однообразия и самостоятельности перемежающейся лихорадки и венерической болезни, могли найтись против них средства, которые в глазах многих врачей представлялись специфическими, так как уклонения в этих болезнях обыкновенно встречаются гораздо реже или незначительнее, чем в других, а следовательно и хинная корка и ртуть должны гораздо чаще помогать, чем не помогать. Но ни хинная корка неспецифична в перемежающейся лихорадке в самом широком смысле (*), ни ртуть в венерической болезни в самом широком смысле; но они по всей вероятности специфичны в обеих болезнях, когда они просты, чисты и чужды всяких осложнений. Наши великие и просвещенные наблюдатели в болезнях достаточно постигли эту истину, чтобы мне нужно было подробнее распространяться об этом предмете.

(* Только жаль, что не было усмотрено, почему, напр., из 7/15 всех так называемых перемежающихся лихорадок, против которых хинная корка оказалась недействительной, 3/15 потребовали для своего излечения чилибухи, или горьких миндалей, 2/15 — опия, 1/15 — кровопускания и еще 1/15 — маленьких приемов рвотного корня! Довольствовались говорить: „хинная корка не помогла, но помогли Игнатиевы бобы”; а почему, этого мы ясно не слышим Если была чистая перемежающаяся лихорадка, то хинная корка должна была помочь; при осложнении же чрезмерной раздражительностью, особенно первых путей, это уже не была чистая перемежающаяся лихорадка, поэтому хина и не могла помочь, и нужно было на известных основаниях выбрать, как излечивающее или добавочное средство, Игнатиевы бобы, чилибуху или горький миндаль, смотря по различному состоянию организма, при чем вовсе не нужно было удивляться, что хина не помогла).

Но если я вполне отрицаю существование абсолютных спецификов для отдельных болезней, в том объеме, какой им придает обыкновенная патология (*), то, с другой стороны, я убежден, что существует столько же специфических средств, сколько существует различных состояний отдельных болезней, т. е., особые специфики для чистой болезни и особые — для уклонений и прочих неестественных состояний тела.

 (* Истории болезней еще не настолько хорошо поставлены, чтобы надлежащим образом старались отделять существенное от случайного, своеобразное от привходящего и все постороннее, зависящее от идиосинкразии, образа жизни, страстей, эпидемического поветрия и разных других внешних обстоятельств. При описании какой-либо болезни часто кажется, что читаешь собрание притянутых воедино историй болезней, без упоминания имени, места, времени и т. д., без истинного абстрактно чистого, обособленного характера болезни, отдельно от случайного, (заслуживающего места где-нибудь позади). Только новейшие, так называемые, нозологи пытались дать такие отрывки; их разделение по родам соответствует тому, что я называю своеобразным характером каждой болезни, а их виды соответствуют случайностям.

Прежде всего мы должны заботиться о главной болезни; уклонения же и побочные симптомы только в том случае требуют особенной помощи, если они настоятельны или если выздоровление особенно трудно; но они требуют главной помощи, с пренебрежением первоначальной болезни, если последняя, перейдя в хроническую, стала менее важной и настоятельной, они же постепенно возвысились до значения главной болезни).

Если я не ошибаюсь, то практическая медицина обыкновенно избирала три пути для применения лекарств против немощей человеческого тела.

Первый путь, удалить или уничтожить основную причину болезни, был самый возвышенный, какой только она могла избрать. Все помыслы и стремления лучших врачей всех веков были направлены к этой цели, наиболее сообразной с достоинством искусства. Но, чтобы употребить спагирическое выражение, дело всегда оставалось на партикулярном; великий же камень преткновения — познание основных причин всех болезней — они никогда не могли преодолеть. Да и для большей части болезней эти причины на веки останутся скрытыми от слабого человека. А между тем, все что можно было вывести из опыта всех времен, было собрано в общей терапии. Так, при упорных желудочных судорогах прежде всего устраняли общую слабость тела, судороги от ленточной глисты излечивали убиением солитера, лихорадку от испорченного содержимого желудка изгоняли посредством сильных рвотных, в простудных болезнях вызывали задержанное испарение, извлекали пулю, возбуждавшую лихорадку. Эта цель остается выше всякой критики, хотя средства для достижения ее не всегда были самыми целесообразными. Теперь я оставляю в стороне этот царственный путь, так как мне предстоит заняться двумя остальными путями применения лекарств.

На втором пути старались подавить наличные симптомы посредством лекарств, вызывающих противоположное изменение, напр., запор посредством слабительных, воспаленную кровь посредством кровопусканий, холода и селитры, кислоты в желудке посредством щелочей, боли посредством опиума. В острых болезнях, которые, в большинстве случаев, если мы только на несколько дней отстраним препятствия к выздоровлению, побеждает сама природа, или же в которых, если мы этого не в состоянии сделать, она изнемогает, в острых болезнях, говорю я, такие применения лекарств правильны, целесообразны и достаточны, доколе мы еще не обладаем вышеупомянутым камнем премудрости (знанием основной причины каждой болезни и ее устранения) или пока мы не имеем быстро действующего специфического средства, которое могло бы, напр., прервать заражение оспой в самом начале. Я назвал бы в этом случае такие средства временными.

Но если основная причина болезни и ее непосредственное устранение очевидны, а мы, не взирая на это, боремся с симптомами только посредством средств этой второй категории или серьезно выставляем их против хронических болезней, то этот метод лечения (бороться с симптомами посредством средств, действующих противоположно) получает название паллиативного и должен быть отвергнут. В хронических болезнях он облегчает только в начале, в последствии же требуются все более сильные приемы таких средств, которые не могут уничтожить главную болезнь и таким образом оказывают вред тем больше, чем дольше они находились в употребленин, на основании соображений, которые будут приведены ниже.

Правда, я знаю хорошо, что привычную склонность к запору все еще предпринимают удалять усердными алойными средствами и слабительными солями; но с каким злополучным результатом! я хорошо знаю, что хронические приливы крови у истеричных, кахектических и ипохондрических особ все еще стараются подавить повторными, хотя бы и незначительными кровопусканиями, порошком селитры и проч.; но с каким злополучным результатом! Ведущим сидячий образ жизни против их хронических страданий желудка, сопровождаемых кислой отрыжкой, все еще предписывают продолжительное употребление горьких солей; но с каким злополучным результатом! Хронические боли всякого рода все еще стараются облегчить продолжительным употреблением опиатов; но с какими неприятными последствиями! И хотя бы большинство моих медицинских современников и тяготело к этому методу лечения, я тем не менее не боюсь назвать его паллиативным, вредным и пагубным.

Я прошу моих собратов покинуть этот путь (contraria contrariis) в хронических, а также уже и в тех острых болезнях, которые начинают вырождаться в хронические; это дорога в темном лесу, теряющаяся на краю пропасти. Высокомерный эмпирик принимает его за проложенную столбовую дорогу и гордится жалкой властью приносить облегчение на несколько часов, мало заботясь о том, не пускает ли болезнь под этой подкраской более глубоких корней.

Впрочем мне не приходится здесь оставаться одному в качестве предостерегателя. Лучшие, проницательнейшие и добросовестнейшие врачи в хронических болезнях, a также и в острых, переходящих в хронические, от поры до времени обращались (по третьему пути) к таким средствам, которые должны были не прикрывать симптомы, но вырывать болезнь с корнем, словом, к специфическим средствам, — самый желательный и наипохвальнейший почин, какой только можно придумать. Так, например, они пробовали арнику в кровавом поносе и нашли ее в некоторых случаях специфически целительной.

Но какой путеводитель ими руководил, какие основания заставляли их испытывать подобные средства? Увы! Только предшествие эмпирической азартной игры, практики с домашними лекарствами и слепой случайности, благодаря которой эти вещества неожиданно оказывались полезными в той или другой болезни и часто в особенных незамеченных сочетаниях, которые, может быть, никогда более не встретятся, особенно в чистых, простых болезнях.

Поистине, было бы жаль, если бы только случай и эмпирическое a propos должны были руководить нами в отыскивании и применении настоящих и верных целительных средств против хронических болезней, которые без сомнения составляют наибольшее число человеческих страданий.

Для исследования действия лекарственных средств, чтобы применять их против телесных немощей, нужно как можно меньше полагаться на случай, но браться за дело насколько возможно рационально и с заранее обдуманной целью. Мы видели, что для этого помощь химии еще не удовлетворительна и должна быть привлекаема к совету с осторожностью, — что сходство родов растений в естественной системе, также как и сходство видов одного рода, дают только лишь отдаленные намеки, — что свойства лекарственных веществ, доступные органам чувств, дают только самые общие указания, ограничиваемые многими исключениями, — что изменения выпущенной из жилы крови от примешивания лекарств ничему не учат, — и что впрыскивание последних в кровеносные сосуды животных, также как и результаты на животных, получающих лекарство ради опыта, представляют слишком грубый прием, чтобы из него можно было судить о тонких действиях лекарственных веществ.

Нам ничего больше не остается, как испытывать исследуемые лекарства на самом человеческом теле. Эту необходимость сознавали во все времена, но вступали обыкновенно на ложный путь, применяя лекарства, как выше замечено, только эмпирически и на угад сразу в болезнях. Но противодействие больного тела на еще неисследованное или недостаточно исследованное средство дает такие запутанные явления, что оценка их слишком трудна даже для самого проницательного врача. Вслед за введением лекарства, не наступает ничего или наступают ухудшения, изменения, улучшение, выздоровление, смерть, — причем даже величайший практический гений может ошибаться, какое участие в этих результатах принимало больное тело или лекарственное средство (в слишком большом, среднем или слишком малом приеме?). Такие опыты ничему не учат и приводят к ложным догадкам. Обыкновенные врачи умалчивали о воспоследовавшем вреде и только отмечали одним словом название болезни (часто принятой ими за другую), где то или другое средство, казалось, помогло; и так образовались бесполезные и вредные толстые книги Schroder'а, Rutty, Zorn'a, Chomel'я, Pomet, и т.д., в которых находится чрезвычайное число большей частью недействительных лекарственных средств, из которых каждое, на основании таких наблюдений, излечило ту или другую и еще десять или двадцать других болезней.

(* При этом исчислении благодетельных свойств отдельных лекарственных веществ, самым удивительным остается для меня всегда то обстоятельство, что метод, до сих пор еще обесславливающий лекарствоведение, а именно переплетать между собой одновременно несколько лекарств в одном рецепте по правилам искусства, во времена вышеупомянутых авторов был так широко применяем, что даже какому либо Эдипу было бы невозможно приписать что либо из действия такого многосмешения исключительно одной какой либо составной части, а также и то, что тогда, почти еще реже, чем теперь, прописывалось одно отдельное лекарственное вещество, как лекарство. Каким же образом из такой запутанной практики можно получить понятие о различительных свойствах отдельных лекарств?)

Истинный врач, заботящийся об усовершенствовании своего искусства, не нуждается ни в каких других сведениях о лекарствах, кроме:

во-первых: какое чистое действие вызывает в человеческом теле каждое средство само по себе?

во-вторых: чему учат наблюдения над их действием в той или иной, простой или осложненной болезни?

Последней цели отчасти достигают практические сочинения лучших наблюдателей всех веков, особенно же новейших времен. Они содержат в разбросанном виде единственный до сих пор запас чистого сведения о свойствах лекарств в болезнях, с указанием, в каких точно описанных случаях применялись простейшие лекарства, и верно рассказано, где и на сколько они были полезны, где и на сколько они были вредны или менее пригодны. (Дай Бог, чтобы их число было не слишком мало).

Но так как и у них противоречия встречаются весьма часто, и нередко один в данном случае отвергает то, что другой в подобном же случае хочет найти превосходным, то очевидно, что нам еще не достает выведанного у природы правила, по которому мы могли бы взвешивать достоинство и степень верности их наблюдений.

Это правило, мне кажется, можно вывести единственно только из действия, которое производит данное лекарственное вещество само по себе, в той или другой дозе, в здоровом человеческом теле.

Сюда принадлежат истории неосторожно или по незнанию проглоченных лекарственных веществ и ядов, a также и таких, которые, ради их испытания, преднамеренно принимались внутрь или тщательно давались предназначенным для этого здоровым людям, уголовным преступникам и проч., отчасти также и те истории, где неподходящее, сильно действующее или же в большей дозе принятое вещество употреблялось, как домашнее средство или лекарство, при маловажных или же легко распознаваемых болезнях.

Полное собрание такого рода сведений, с замечанием о степени доверия, заслуживаемого их повествователями, было бы, если я сильно не ошибаюсь, главным кодексом лекарствоведения, священной книгой его откровения. Только в них одних можно преднамеренно раскрыть настоящую природу и истинное действие лекарственных веществ, только из них можно догадаться, к каким болезненным случаям эти лекарственные вещества могут быть успешно и верно применимы.

Но так как и для этого нужен ключ к пониманию, то, быть может, я буду здесь так счастлив предложить принцип, на основании которого можно было бы приступить к делу, чтобы, для пополнения пробелов в медицине и ее усовершенствования, из арсенала знакомых (и еще незнакомых) лекарственных веществ мало по малу на известных основаниях находить и на известных основаниях применять для каждой, преимущественно хронической болезни подходящее специфическое (*) средство. Этот принцип основывается приблизительно на следующем:

(* В этой статье я имей большей частью дело с постоянно действующими специфическими средствами для (преимущественно) хронических болезней. Лекарства же, устраняющие основную причину болезни и временно действующие для острых болезней и носящие в некоторых случаях название паллиативных, я здесь оставляю в стороне).

Каждое действительное лекарственное вещество возбуждает в человеческом теле известный род собственной болезни, которая тем своеобразнее, тем отличительнее и сильнее, чем действительнее это лекарственное вещество.

(*Самые действительные лекарственные вещества, возбуждающие специфическое заболевание, а следовательно и самые целительные, в общежитии называются ядами).

Нужно подражать природе, которая иногда излечивает хроническую болезнь посредством другой присоединяющейся болезни, и следует применят против болезни, подлежащей излечению (преимущественно хронической) такое лекарственное вещество, которое в состоянии вызвать другую, наивозможно сходную, искусственную болезнь, и первая будет излечена; similia similibus.

Необходимо лишь в точности изучать с одной стороны болезни человеческого тела по их существенному характеру и их случайностям, а с другой стороны — чистые действия лекарств, т. е., существенный характер обыкновенно ими производимой специфической искусственной болезни, рядом со случайными симптомами, происходящими от различия в дозе, в форме и проч., и тогда, выбирая для данной естественной болезни средство, вызывающее наивозможно подобную, искусственную болезнь, можно будет излечивать труднейшие заболевания.

 (* Если хотят исподволь подойти. к делу, как подобает осторожному врачу, то нужно дать это употребительное средство лишь в такой дозе, которая едва заметно проявила бы ожидаемое от него искусственное заболевание (так как она все-таки действует в силу своего стремления произвести такую искусственную болезнь), и затем постепенно увеличивать прием, пока не наступит уверенность, что имевшееся в виду внутреннее изменение организма проявилось достаточно сильно, хотя и с проявлениями, значительно уступающими в силе естественным симптомам болезни. Если же хотят действовать быстро, то и таким способом, хотя и с некоторой опасностью для жизни, лишь бы только было выбрано целесообразное и весьма подходящее средство, можно наверное достигнуть цели и совершить то, что иногда грубым образом производят эмпирики над простолюдинами и что они называют чудесным или отчаянным исцелением, а именно, излечение долголетней болезни в несколько дней, — образ действия, доказывающий, правда, верность моего основного положения, но вместе с тем и смелость применяющего его).

2

4

Последнее изменение: 25.09.2022